Этот день напоминает взрослым о создании для каждого ребенка, независимо от страны проживания, социального статуса семьи, степени здоровья, комфортного детства и равных стартовых условий для становления личности.
К сожалению, нынешняя международная обстановка омрачена неонацистскими выходками в Европе и, конечно, на Украине. Дети, перепуганные взрывами, мгновенно становятся взрослыми и уже никогда не будут считать свои детские годы радостными и безмятежными. Горько об этом думать, но когда-то предупреждал человечество чешский писатель-антифашист Юлиус Фучик в своей книге «Репортаж с петлей на шее» — «Люди, я прошу вас — будьте бдительны!». Именно этой бдительностью и оправданы действия наших военных во имя будущего детей. Они имеют право на мир, родной язык и культуру, достойное образование и условия жизни.
Международному дню защиты детей я посвящаю зарисовки детских портретов, с которыми работаю более полувека. Их много прошло через мою судьбу, и они были разными, но всегда интересными. Каждый ребенок –штучная работа Бога и нам, взрослым, это надо понимать нести свою долю ответственности.
Сашенька.
Саша, Сашок, Сашенька — угловатый и вихрастый подросток. Иногда робкий, однако чаще всего эта робость оправдана взглядом «внутрь себя» — этакая задумчивость там, где многие ушли вперед… Он не тугодум, но он из тех, кто медленно запрягает. У него красивые сильные мужские руки, которые смотрятся на его неокрепшем теле несколько инородно. Пройдет время и все — торс, плечи, рост — все придет в соответствие рукам, которые получили карт-бланш на творчество.
Но Саша становится очень пропорциональным, ловким и ладным, как только берет в руки балалайку. Он занимается ею четвертый год, удивительно тонко он играет старинную арию, вдохновенно исполняет трудные шестнадцатые в «Итальянской польке» Рахманинова. Балалайка в его руках — тот проводник, который извлекает из «взгляда внутрь» его чувства. Здесь он вполне искренен и ярок!
Особенно красивым Саша становится, когда играет Моцарта. Трудную сонату он трактует по-своему, совершенно по-мальчишечьи — двойные терции — «разведка пошла», огненная кульминация — «битва в разгаре»,
Мажорный финал — «наша победа» — и каким счастьем светится весь его облик, в эти минуты он прекрасен!
Саше очень долго не давался этот инструмент, но вера преподавателя, ее титанический труд пробил-таки эту невидимую творческую чакру и мальчик стал носителем Божия промысла в себе. Они совпали — балалайка, педагог и мальчик.
А еще была и есть умница-мама. Она ни разу не сказала, что ее сыну медведь на ухо наступил.
И правильно сделала.
Анна.
Я у нее четвертый преподаватель. Так получилось, в девяностые годы многие учителя уходили из профессии. Их не осудишь — надо кормить и ставить на ноги своих собственных, до чужих ли детей в трудное время?
Не люблю быть четвертой, как третьей или второй — все приходится переделывать, подгонять в соответствии со своими принципами.
Но у нас дело пошло — эта худышечка с бирюзовыми глазами оказалась обладательницей работоспособности, как мощный авиационный мотор. Прямо скажу, такие дети — большая редкость, дети умеют беречь свои силы…
Откуда она брала энергию — это для меня загадка и поныне. Казалось, дай ей выучить за два дня Четвертую рапсодию Листа, выучит и ее.
Но — шутки в сторону. За все она бралась вдумчиво, все проучивалось, прорабатывалось тщательнейшим образом. На выпускном экзамене я подумала — вот кому быть профессиональной пианисткой, все при ней — и тонкая нюансировка, и мощный звук, и прекрасная техника.
Недавно я узнала, что Анна закончила с отличием Самарский медицинский, стала акушером-гинекологом, она защитила две диссертации. Открыла в Израиле свою клинику, у нее хорошая семья.
Английская королева Елизавета сказала как-то — «ленивые никогда не станут счастливыми», ну это — не про нас.
ВиктОр.
Собственно, его звали Виктором, но ударение он всегда переставлял — ВиктОр, потому что, объяснял он, это от слова Виктория, что означает ПОБЕДА. Все его так и звали, только мать кричала иногда в сердцах; «Витька! Ну-ка марш домой!».
Он был твердый троечник, хотя вполне бы смог и хорошистом стать, но у него много чего вертелось в голове — то голубятня с породистыми особями, то рыбалка, то мопед… Летом всегда подрабатывал на току, деньги нужны были на радиодетали, запчасти, да мало ли у мужчин хотелок…
А с ВиктОром было вот что — иду по школьному коридору и слыщу, в кабинете музыки кто-то пианино терзает. То сверху-вниз, то снизу-вверх — рывки, у нас это глиссандо называется. Пассаж этот большим пальцем выполняется. А здесь — слышу, широко захватывает, как ракеткой для настольного тенниса. Вхожу и вижу, что ВиктОр пятой точкой это делает и занятие ему в радость. Пока я по коридору шла, он все активнее развлекался, прямо как медведь в лесу щепу терзает. «Ну, — думаю, — заяц, погоди!». Пианино все-таки хлеб мой насущный, да и настройщика где взять?
Вхожу, в классе только Виктор к пианино спиной, голова втянулась в плечи, музыка остановилась. И вдруг — завопил он в свое спасение последний аргумент — «Это не я»!!!
И вдруг я расхохоталась, уж очень комичная ситуация! Ну не мог по-другому играть этот ребенок на незнакомом инструменте, да и цену он ему настоящую не знал. Смеялись мы оба до слез, а потом — обнялись.
Уходя, ВиктОр буркнул — могу полы помыть в классе. Но полы были чистые…
ВиктОр погиб в Чечне. Никогда бы себе не простила, если бы не обнялись мы тогда.
Много их прошло через меня за пятьдесят семь лет, вихрастых, озорных, успешных и не очень. Все нашли свое место в жизни, среди них — кардиологи и логистики, врачи и предприниматели, рабочие и фермеры. Учителей вот мало, трудная профессия, ответственность слишком высокая. И мера эта — детская судьба. Недаром же сказано, что ребенок — это душа, данная тебе на хранение.
Людмила Сухарева.