ОЗАРЕННАЯ СВЕТОМ ЛЮБВИ

Хочу, чтобы мои дети и внуки знали, как жила их прабабушка и что, несмотря на все беды и трудности дореволюционного, а затем и советского периодов, она смогла сохранить в себе исключительную доброту и душевное благородство.

В бедной крестьянской семье Востриковых 5 мая 1905 года появилась девочка. Назвали ее Александрой. Вскоре отец Иван Сергеевич уехал на заработки и пропал. Все заботы о большой семье легли на плечи матери — Евдокии Петровны. Чтобы прокормить детей, мать работала от зари до зари. Она была отличной портнихой и обшивала семьи богатых людей, на которых работала. Шура была старшей дочерью, и Евдокия Петровна в девять лет отдала ее в няньки в богатую семью Новиковых. Санюрка (так звали в то время мою бабаню) не только нянчила детей, но и убирала в хозяйском доме, доила коров, ухаживала и за другой живностью.

В детстве я очень любила слушать рассказы моей бабушки, а она была удивительно талантливой рассказчицей. Вот один из ее рассказов: «Однажды вечером барыня принесла глиняный горшок, в котором были сливки? и приказала мне к утру спахтать из сливок масло. (А ведь Санюрка-то была совсем ребенком). Я трясла этот горшок всю ночь, но все-таки задремала, и горшок упал на пол. К счастью, не разбился, ой, как же я напугалась-то…».

Саша делала все, что ей приказывали, с утра и до самой поздней ночи. Вот так в царской России быстро взрослели дети, не видя ничего хорошего в своем детстве. Бабушка, когда вспоминала свое голодное и холодное детство, всегда плакала. Вспоминала она и голодный 1921 год, на то время ей шел 16-й год. Голод был страшный по всему Поволжью. Летом земля была голая, без травы, ее выдернули и съели. Ели все, что находили, и даже случалось людоедство, так рассказывала бабаня. Люди умирали пачками. Дети пухли с голода. Такой же голод был и в семье Востриковых. У Евдокии Петровны тоже умерли дети, остались только старшая Санюрка, да сын Павел.

Мать заколотила свою избенку, собрала в узелок немудреные пожитки и, взяв детей, решила уехать туда, где не было голода. Из рассказа бабушки: «Мы ехали на поезде, Павел заболел, и его мама сдала в приют. На одной станции мы с мамой решили набрать воды и отстали от поезда, на котором остались все наши пожитки. Мы бежали за поездом по шпалам, потом устали, упали на шпалы и долго плакали». Но Евдокия Петровна была стойкой женщиной и, собрав всю силу воли в кулак, решила вернуться назад, в Вязовку. Вот сколько горя и слез пережила моя милая бабушка и ее мать. Долго они шли пешком, но все же пришли в свою деревню. Люди не оставили их в беде, все кто чем мог помогли, за это Евдокия обшивала их всех. На работу они снова устроились к местным богачам Новиковым. Вскоре к Шуре посватался Иван Дешевых, и они поженились.

Добрые люди посоветовали ему приглядеться к молоденькой, очень работящей девушке. До этого Иван был женат, но жизнь у него не сложилась. В день сватовства моей бабушке было всего 16 лет. Сначала у Ивана с Шурой родился первенец, сын Николай. Жизнь стала налаживаться, они жили очень дружно. Потом родилась дочка Верочка, затем Лидочка (умерла в младенчестве), потом опять девочка, тоже назвали Лидочкой (тоже умерла), после родилась Мария (моя мама), затем двойняшки Витя и Володя (Витя тоже умер). Все бы ничего, но уж очень тяжело было молоденькой Шуре жить со свекровью. Она вспоминала: «Вымою я пол, она за мной перемывала, за все мне выговаривала. Народившихся внучат свекровь не нянчила».

Вскоре Иван с Шурой перебрались жить в Самару. Иван там нашел работу, а Шура сидела дома с детьми и старалась во всем угодить своему мужу — стряпала, пекла пироги. Не всегда это хорошо получалось. Но Иван, когда ел, ее стряпню всегда хвалил. В городе Шуре нравилось, но вскоре им опять пришлось уехать в деревню, ведь у Ивана там осталась мать с его младшими братьями и сестрами, и им нужно было помогать, отец со старшим сыном уехали на заработки и не вернулись. Иван был в отца — все умел делать: и плотничал, и столярничал, красивую мебель мог сделать. Вскоре своими руками построил для семьи дом. К тому времени Шура научилась всему, и лучшей жены и хозяйки было не найти. В общем, жили дружно, в любви. Но все равно в дом приходила и беда.
У них с Иваном родилось восемь детей, четверо умерло. Как тяжело матери переносить смерть своих детей — не описать словами. Но они горе переживали вместе. Иван как мог всегда поддерживал свою Шуру. И на протяжении всей их долгой совместной жизни всегда во всем помогал. Тяжело Александре Ивановне пришлось только в годы войны, когда на фронт проводила мужа, а потом и старшего сына. Сколько сил и здоровья унесла у моей бабушки эта проклятая война. Она трудилась от зари до зари на всех работах, куда ее только посылали — работала в поле, рыла окопы. Во время войны помогала Шуре с детьми и ее мать. Евдокия Петровна в то время жила в Чапаевске, в Титовке. Обшивала и одевала всех внучат. К тому времени она освоила еще одно ремесло и валяла валенки. Чтобы спасти кормилицу семьи дочери, она на лошади привозила из Титовки сено для коровы. «Однажды мы с Марусей, нашей младшенькой, поехали из деревни в Титовку за сеном, мама что-то приболела, — вспоминала бабушка, — и вдруг на голубом небе показался самолет, поднимаем головы, а на нем — кресты. Уж так мы перепугались, что не знали, что делать, куда деваться. Дочка с испугу залезла под телегу, и я за ней. Потом мне кто пограмотней объяснил, что, возможно, немецкий разведчик залетел так далеко от фронта. Слава Богу, что все хорошо закончилось, и мы живы остались». Когда Евдокия Петровна состарилась, то Шура взяла ее к себе, и она жила в семье дедушки и бабушки.

Хлеба не было. Все, что выращивали в поле, в том числе и зерно, отправляли на фронт. Выручала картошка, свекла, рвали также в лесу траву и ее ели, лебеду добавляли в тесто, пекли хлеб. Этот хлеб по воспоминаниям бабушки был горьким, но выживать как-то надо было. Дети учились в школе, уроки делали на печке при коптилке (света не было), писали на газетах между строк. Но все равно учились. Дети жалели свою мать, во всем ей помогали. Старшая Верочка, которой было 16 лет, училась и работала в библиотеке, ездила на полевые станы и читала людям сводки Информбюро.
Голодно было в деревне. А в городе еще хуже люди жили. Многие городские из Чапаевска и Самары брали свои хорошие вещи и шли в деревню менять их на картошку. Приходили и к Шуре, но она никогда ничего у людей не брала. Отдавала им последнюю картошку, свеклу, старалась посадить их за стол, накормить. Вот такая была моя бабушка — большой души человек. Такой она оставалась на всю жизнь. Всегда старалась во всем помочь людям. Такой доброй, ласковой и нежной запомнила ее и я. Однажды в деревню ввели солдат, которых с фронта отправили на небольшой отдых. Шура истопила баню, намыла их, накормила картошкой, при этом приговаривала: «Может, и моих также кто-нибудь накормит».

На фронте продолжали воевать Иван с сыном. Ивана Васильевича забрали на фронт в 41-ом, воевал он на Втором Белорусском фронте в пехоте. Так как дедушка был хорошим плотником, его привлекали к работам, когда нужно было сделать сани, телеги для перевозки солдат на лошадях, он также чинил мосты, пострадавшие после бомбежки. В 43-ем на фронт ушел старший сын Николай, ему исполнилось только 17 лет. Сначала была учебка, потом фронт, самое пекло. Офицер, танкист, комсомолец — он так и рвался в бой. А мать переживала, думала, как он там, такой лихой, бесстрашный. В начале войны бабушке приснился сон. «Вижу, — рассказывала она, — два портрета Сталина и Гитлера, хотя Гитлера никогда не видела. Портрет Сталина светится, а Гитлера меркнет, а потом и совсем пропадает. Утром на полевых работах рассказала сон женщинам. «Ну, бабы, значит, наши выиграют войну», — сказала я тогда им. Возможно, это как-то подбодрило измученных в конец женщин. А когда пришла победа, они потом мне повторяли: «Смотри, Шур, сон-то твой был в руку».

Когда Шура выходила замуж за дедушку, она не умела ни читать, ни писать, учиться-то ей было некогда. Дедушка научил ее читать, ведь он закончил церковно-приходскую школу. И бабушка в книгах стала узнавать другую жизнь — она плакала над судьбой Анны Карениной, радовалась счастью Наташи Ростовой… Верочка приносила маме из библиотеки все новые и новые книги. Но это уже было после войны, хотя и тогда времена были не самые легкие, работали также от зари до захода солнца.

Наши войска перешли в наступление и гнали фашистов, освобождая города и села. Бабушка с нетерпением ждала весточек с фронта и боялась их, ведь в деревню продолжали приходить похоронки. Письма читали всей семьей при коптерке, перечитывали несколько раз, передавали друг другу. Однажды почтальонша принесла в их дом конверт более пухлый, чем обычно. Заволновалась Шура. Дети обступили ее. Открыли конверт, а оттуда выпала фронтовая газета «За Родину!» И вдруг на одном из снимков она увидела родные лица мужа и сына. Начали читать вслух. Фронтовой корреспондент описывал, как на Белорусском фронте встретились отец и сын, рядовой и офицер. Эту газету хранили в семье долго, и я читала ту статью.

А дело было так. Рядового Ивана Васильевича неожиданно вызвали в штаб. Он вошел, представился по уставу. У окна к нему спиной стоял бравый офицер. Когда офицер повернулся, Иван замер: перед ним стоял его сын, Николай. Радости не было предела. Отец и сын обнялись, поговорили. Вечером Колю пригласил к себе командир. Когда уже поздно ночью Николай уснул, отец всю ночь просидел около его кровати, не мог насмотреться на своего повзрослевшего сыночка и плакал. Но потом их дороги снова разошлись.

Окончилась война. Солдаты возвращались с фронта домой. Какое же счастье было у Шуры, когда вернулся невредимым муж. Иван сначала приехал в Чапаевск, а оттуда на лошади вместе со свой тещей Евдокией Петровной приехал в Вязовку (все так называли нашу деревню, а на самом деле это село Вязовый Гай). Моя мама Мария и ее младший брат Володя бежали навстречу лошади, Володя упал, расплакался, отец спрыгнул с лошади и побежал навстречу детям, подхватил их обоих на руки. А бабушка стояла, смотрела на эту трогательную сцену и плакала. От счастья. Дедушка был очень хорош собой, с роскошными «чапаевскими» усами, высокий, статный, грудь его украшали ордена и медали. Никогда не пил, не курил, даже на фронте, свои «фронтовые» отдавал товарищам. Был глубоко верующим человеком, в полку его все уважительно называли только Иваном Васильевичем. Жизнь стала налаживаться, дедушка снова пошел работать в МТС. Людям никогда ни в чем не отказывал, в деревне было много вдов, и все обращались к нему с просьбами помочь в чем-то по хозяйству, дедушка бескорыстно помогал им и никогда ничего с них не брал за работу.

«Однажды осенью мы все сидели за столом, ужинали, вдруг раздался какой-то сильный удар, как бы в стену, — вспоминала бабушка, а потом и моя мама, — а ваш дедушка спокойно так говорит: «Это Коленька наш пришел с войны!» Мы все высыпали на улицу. Навстречу нам шел красавец офицер с орденами и медалями и с именным пистолетом, из которого он и стрелял в воздух. Коленька несколько раз был ранен, дошел до Берлина. В этот день он возвращался из госпиталя домой. Так наша семья соединилась полностью. Может быть, мои молитвы помогли, что и муж, и сын вернулись живыми».
Дети выросли, все получили высшее образование, завели свои семьи. Мы с родителями жили в Куйбышеве. Но на каникулах с братом Сережей мы обязательно были в деревне. Детство для меня было самой счастливой порой в жизни, потому что у меня были самые лучшие бабушка и дедушка. Бабушка всегда спокойная, не помню, что она когда-то повышала голос на нас с братом, даже если мы и чего-то натворили. Добрый свет от моей бабани до сих пор освещает мою жизнь. Помню большой круглый стол, который смастерил дедушка, и за которым собиралась наша большая семья. В этом доме любили собираться вместе дети уже со своими детьми. Иногда привозили друзей, которых в том доме встречали так же приветливо. И все хвалили бабанины курники, блины, щи, она до конца своей жизни все пекла и варила в печке, хотя в дом к тому времени уже провели газ. У них всегда было хозяйство, огород, не могли дедушка с бабушкой сидеть без работы. А как мы любили сенокосную пору! Дедушка косил траву, бабаня, мама и тетя сгребали уже высохшую траву, потом грузили ее на телегу и наверх сажали нас с братом. Своему жизненному принципу помогать всем людям, а не только близким, они остались верны до конца своих дней. Бывало, приедут цыгане в деревню торговать, запозднятся и стучатся к ним в дом, просятся переночевать. Бабушка всех пускала. Бывало соседки ей скажут: «Шур, ты зачем же цыган-то пускаешь!» А она в ответ: «А они что, не люди?» Любому заблудившемуся путнику они открывали дверь, их дом стоял около леса (в годы войны даже волки подходили к их воротам…) Вот такими светлыми людьми были мои бабушка и дедушка.

Наталья ЕФГРАФОВА.

На снимке: эта фотография датирована 14 декабря 1943 года. Ее прислала на фронт старшему сыну Николаю мама, с приветом (на обратной стороне фото) от нее и младших сестренок и братишки, а также с поздравлением с наступающим Новым годом. Эта фотография воевала вместе с Николаем и вернулась домой с победой.

изображения не найдены

Написать комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *